В этой части продолжение беседы с Игорем Коряковым и Сергеем Коженевским. Людьми, которые помнят, как все было на самом деле. В этой части речь пойдет о начале микрокомпьютерной революции, разработках, протрясших всю страну, а также борьбе советской и американской инженерных школ.

Есть у революции начало…

КОРЯКОВ: Получилось так, что на процессоре Кобелинского поднялась масса разработок. Стало легко построить компьютер. Ближайший по функционированию маленький компьютер занимал пол-стола. И был высотой полтора метра - его два человека не могли унести. А получилось, что можно сделать персоналку в виде маленького блочка. Подсоединяешь к нему перфоратор и фотосчитыватель, загружаешь в него ассемблер, редактор текста, ставишь машинку пишущую, типа Консул, покупной монитор от большой ЭВМ - и работаешь. Можно писать программы, можно автоматизировать различные процессы. Для промышленности это была просто информационная революция. При этом Королёвцы сделали свою машину, как базу для измерительных комплексов. Квантовцы - свою как спецвычислители для бортовых систем. Кристалл тоже сделал несколько своих машин. Причем, они тут же эту новую компьютерную технологию внедряют для тестового производственного оборудования.

КОЖЕНЕВСКИЙ: Как правило, все коллективы инженеров-компьютерщиков всё делали для своих задач. Таких предприятий, которые пытались применить процессор Кобылинского, было несколько десятков. Тем более, что зарубежный опыт показывал - встраивание в прибор микропроцессора дает отличный результат. Например, именно тогда появились разработки Харьковского Протона, которые встраивали этот процессор, как управляющий элемент, в радиоприемники. Одним словом начало появляться всевозможное оборудование на микропроцессорах.

КОРЯКОВ: Такое оборудование стало производиться и для военного применения. В это время в КВИРТУ Александр Владимирович Миленький делал спецвычислители для пассивных локаторов. Он был моим руководителем в лаборатории и проектировал их в виде сумматоров - умножителей на рассыпухе. Мы построили такой спецвычислитель, но не смогли его запустить. Он работал виртуально в гениальной голове руководителя, но в железе - никак не хотели. И не было средств тестирования и диагностики, чтобы понять, почему. Поэтому, как только я получил от Кобылинского в руки процессор, тут же спроектировал и сделал прибор, который должен был заставить детище Александра Владимировича работать. За два месяца написали программу - и все стало на свои места. Там был Консул в качестве устройства вывода, магнитофон для хранения программ и данных. И внешнее устройство сопряжения с приемником, который регистрировал сигналы, вводимые в компьютер для обработки. Именно после этой работы меня оставили служить в КВИРТУ, и я получил должность инженера Первой научно - исследовательской лаборатории, сокращенно НИЛ-1.

КОЖЕНЕВСКИЙ: Вообще-то я знаю, что сначала Игорь Витальевич пробовал поступать в адъюнктуру в городе Владимир. Но на вступительных экзаменах ему поставили оценку 3 по… научному коммунизму. Как он рассказывал, на самом деле должны были даже 2 поставить (смеется). Я тоже эту науку не любил. Наверное, как и многие другие инженеры. Короче, с такими политическими знаниями старший лейтенант Кряков в академию не поступил. И, слава Богу, потому, что в НИЛе КВИРТУ как раз освободилась должность, на которую его взяли без лишних разговоров о Марксизме и Ленинизме. Ведь Игорь Витальевич и на прежнем месте службы зарекомендовал себя как передовой и плодотворный инженер.

КОРЯКОВ: Училище я заканчивал в 1974-м. Мы тогда учились уже на более новых больших ЭВМ - МИНСК-22. Романтика этих машин тогда захватила всех нас, курсантов факультета Автоматизированных систем управления КВИРТУ ПВО. Особенно нашу группу алгоритмизации и программирования оперативно-тактических задач. В последствии всех наших ребят разобрали по научно-исследовательским институтам, практически все защитились.

ЭВМ МИНСК-22

КОЖЕНЕВСКИЙ: Выпускаемые КВИРТУ ПВО инженеры-лейтенанты обеспечили наивысший уровень боеготовности армии на то время. Они привезли с собой отличные знания и энтузиазм. Но, реально, вскоре оказались ненужными стране. Только сегодня, когда вспоминаешь то время, можешь оценить масштабы перемен в информационных технологиях. И потерю для государства светлых голов, которых с радостью приглашали за границу разрабатывать технику, которую мы же потом и покупали за валюту. Как тут не вспомнить снова Юрия Роля, который сегодня работает в Hewlett Packard.

КОРЯКОВ: Я очень хорошо его помню. В то время, когда я познакомился с Кобелинским, он делал у них на Кристалле тестовое оборудование на их процессорах 80-й серии. Ну и конечно, нельзя не вспомнить и Ярослава Кисилевского, котрый уже после распада Союза трагически погиб в автокатастрофе. В его группе программистов, например, разрабатывали программы для подсчета крашеных клеток под микроскопом. Много было прикладных направлений. Он активно работал в направлении использования компьютеров для обработки видео.

КОЖЕНЕВСКИЙ: В то время на такое оборудование был огромный спрос у различных заводов. Например, надо сделать стоп-кадр процессов плавки, которые происходят в доменной печи. Туда ведь не залезешь с фотоаппаратом. Для многих сложных технологических процессов требовался так называемый стоп-кадр. Это изображение выборочного кадра из телевизионного сигнала.

КОРЯКОВ: Да, сейчас это сущая ерунда. А тогда такая задача была просто не решаемой. Как сделать стоп-кадр с телевизионного сигнала? У телевизора черезстрочная разверстка, самого изображения нет физически - оно формируется только на экране ЭЛТ. ЭЛТ трубка рисует через раз какую-то ерунду. Но они справились, научились вводить телевизионные изображение в компьютер, запоминая его.

КОЖЕНЕВСКИЙ: В начале 90-х Ярослав Кисилевский и Александр Костюкевич открыли свою фирму и назвали её именем своего первого видеоадаптера - ЕВА. Киселевский и его товарищи делали собственные видеоадаптеры, продавали первые отечественные титровальные компьютеры для телевидения. Но вскоре сдались. Поняли, что время самодельщины закончилось. Никакой, даже самый гениальный инженер не может конкурировать в разработке вычислительной техники для массового применения с западными корпорациями, которые вкладывают в разработки миллиарды. Остались только ниши, в которых можно развиваться, только имея свои ноу хау, как это сделал в свое время ЕПОС. Это системная интеграция, восстановление и уничтожение информации, расследование компьютерных происшествий.

КОРЯКОВ: Или Криптон, где я работал после увольнения со службы. Там мы занялись разработкой и внедрением отечественных систем шифрования. Действительно, конкурировать с массовым производством компьютеров развитых стран нереально. Но там, где мы брались за решение конкретных задач, мы всегда были лучшими.

Коженевский С. Р., Кисилевский Я., Костюкевич А. В. на первой компьютерной выставке

Чтобы вся страна ахнула!

КОРЯКОВ: Вот, например, расскажу о Владимире Евсеевиче Третьякове. Он фанатично хотел забацать что-то такое, чтоб вся страна ахнула. Был у него друг, который в свое время занимался кадрами в главном штабе ПВО. Поэтому мог себе позволить, как говориться, открывать ногами двери в кабинеты многих начальников. Вы же понимаете, что кадровики знают всех и вся. Так вот, им удалось на базе КВИРТУ открыть лабораторию, которую назвали НИЛ-4. Они решили создавать автоматизированные средства радиоразведки. Не радиотехнической, а именно радио. Взяли за базу приемник Р-399 и решили назвать свои творения роботами для разведки. Взяли себе в помощь двух талантливых хлопцев. Не помню их имен, но все называли их Бомж и Алексеич.

Да. Так вот, в то время мы как раз начали делать макеты, которые демонстрировали потенциальные возможности компьютерных систем на базе ПК, которые разрабатывал Юрий Роль. Речь шла о защищенной передаче информации при помощи рядов Тейлора.

А второе направление, это, собственно, роботы для автоматизации радиоразведки. Короче, мы схватились за такие задачи, которые решала аппаратура ЭЛИПС, находившаяся в то время на вооружении Главного разведывательного управления Генерального штаба (ГРУ ГШ). Речь шла, ни много ни мало, об управлении ядерными складами.

Приемник Р-399

КОЖЕНЕВСКИЙ: Эта аппаратура находилась на советских спутниках, их тогда всего три висело. И стояли огромные сложнейшие комплексы, которые принимали сигналы на земле.

КОРЯКОВ: А у нас весь комплекс - это компьютер с дисплейчиком, как телевизор, и антенна, которую сделал Игорь Никитич. Она представляла из себя лист кровельной жести метр на метр и спираль. И мы, представьте, успешно решили вопрос приема и обработки сигналов.

КОЖЕНЕВСКИЙ: И, как полагается, вашу лабораторию тут же начали закрывать.

КОРЯКОВ: А как же? Несколько раз к нам приезжали. Последний раз приехал целый генерал. Говорит - даю 15 минут на доклад и мы вас закрываем. Нас спас невероятный пиарный талант Третьякова. На скептический вопрос о том, что у нас сделано, проверяющий с открытым ртом прослушал полуторачасовую лекцию, после которой просто рыдал! Оказывается, он даже не знал, что Родина в опасности. И кроме специалистов НИЛ-4 спасти Отечество некому.

Святая святых

КОРЯКОВ: После этой эпохальной проверки, нас вызвали в святая святых - ГРУ ГШ. В основное здание. На его крыше мы и продемонстрировали возможности нашей системы. Разместили нашу самодельную антенну, подключили компьютер и начали делать то, за что в ГРУ отвечали огромные комплексы. Поначалу даже никто не верил. Приходили разные ответственные товарищи и удивлялись. Они просто не могли даже себе представить, что такое возможно.

КОЖЕНЕВСКИЙ: Приехали в Москву провинциалы из Украины и перевернули все с ног на голову (смеется).

КОРЯКОВ: Да. Наконец пришел и сам основатель советской радиолокации. Послушал, посмотрел, и мгновенно понял потенциал нашей разработки. Спокойно спросил кто мы и откуда. И ушел. Но после этого началась такая бурная деятельность, какая нам и не снилась. Открываются опытно-конструкторские работы всего-навсего на 17 с половиной миллионов рублей. А на те времена это было побольше, чем 17 с половиной миллионов долларов! Это была не просто победа. Это был исключительный, феноменальный результат. Именно с того момента небольшой лаборатории военного училища начало оказывать полную поддержку ГРУ ГШ. С НИЛ-4 начали работать все основные предприятия отрасли - Нии автоматики, Квант, Киевприлад.

Нам было поставлено задание - сделать три образца комплексов по спутниковому перехвату. Три стойки, которые могли бы работать по трем спутникам. Принимать все каналы и регистрировать их для дальнейшей обработки.

Мы справились. В 1991-м году ОКР закончился, и все эти комплексы у нас просто отобрали. Все исчезло в московском направлении. В том числе и разработки 86н6 и 86н7 - комплексы радиоразведки КВ и УКВ диапазонов радиосвязи.

КОЖЕНЕВСКИЙ: В их основе лежал приемник Р-339 и компьютер, который управлял обработкой сигнала. Приемник осуществлял все виды демодуляции, которые на тот момент существовали, а при помощи компьютера можно было быстро изменять настройки и управлять поиском и обработкой.

Нужно пояснить, что в мире были две самые сильные школы криптотехники - советская и американская. Так вот. Вся советская техника и программное обеспечение разрабатывались только в узкой зоне вокруг Москвы. А здесь, просто получилось какое-то недоразумение. Криптографические технологии фактически вышли на сторону. И это в последствии дало Украине задел для разработки собственных криптоалгоритмов, собственной криптотехники и математики.

КОРЯКОВ: Во все века все государства были крайне заинтересовано в сохранении своих секретов, и узнавании чужих. Фактически системы защиты информации - это основа безопасности страны. Так получилось, что из всех стран СНГ эти технологии сегодня есть только в России и в Украине. И они абсолютно уникальны. Построены на исключительно отечественных разработках.

Борьба школ

КОРЯКОВ: Я глубоко убежден в том, что существуют стили проектирования. В самом широком смысле слова. То есть, наши инженеры вообще идеологически отличаются от американских. Не в том, конечно, смысле, что они верят в какие-то другие идеалы. Просто мы проектируем принципиально иначе.

Вот, например, я беру американскую плату. На ней 200 микросхем. А я точно знаю, что могу спроектировать такую же по функционалу, только на 10 микросхемах! Как для меня, то они делают просто необъяснимые для разработчика вещи - невероятно все усложняют. Похоже, что просто берут кусок который был сделан раньше для чего-то, и приспосабливают к другому куску при помощи дополнительных микросхем.

КОЖЕНЕВСКИЙ: Это вполне объяснимо. Они получают громоздкую схему, зато тратят меньше средств на разработку.

КОРЯКОВ: Согласен. Но так происходит не только с железом. В системах программирования - тоже самое. Они максимально используют старые наработки. Советские принципы проектирования другие, и я тоже из придерживаюсь. Решаем ту задачу, которая поставлена. С чистого листа.

КОЖЕНЕВСКИЙ: Какая из этих двух школ эффективнее, трудно сказать. Это было соревнование, которого уже нет. Наша система проектирования постепенно исчезает.

КОРЯКОВ: Вот, например, когда я работал с советскими большими ЭВМ, и мне нужно было подсоединиться к аппаратуре связи, я просто брал дополнительный регистр и физически припаивал к нему два провода. Один - вход данных, другой - выход данных. И, представьте - на этом все! А в американской ЭВМ мне нужно бороться с мультиплексным каналом, писать программы для канального процессора. Я должен был его обмануть - сказать, что на самом деле это ввод - вывод для перфоленты. А он меня спрашивал - если это ввод перфоленты, почему у вас крышечка не закрыта? И так далее. Просто дикая борьба была. Для того, чтобы подключить аппаратуру связи, мне приходилось делать еще одну аппаратуру - промежуточную. Громоздкую и сложную. А в советской машине это решение было простым и быстро решаемым любым грамотным инженером. А у них нужно, чтобы все было стандартным, состыкованным друг с другом. И не дай Бог, открыта крышечка у перфоратора (смеется).

КОЖЕНЕВСКИЙ: Это, как если у американского троллейбуса не работает датчик двери, то он не тронется с места. А наш поедет, даже если у него части колеса не будет. Вот это и есть борьба школ…

Дух времени

КОЖЕНЕВСКИЙ: Для того, чтобы сегодня понять дух того времени, нужно обязательно сказать и о том, что происходило в умах. Как люди относились к тому, что происходило. Новая эпоха. Появление микросхем, журналы Радио, переходящие из рук в руки, множество людей, которые пытаются что-то сделать своими руками.

КОРЯКОВ: Это было горение. Вспомните - в 60-е годы каждый мечтал сделать приемничек. Позже - хороший усилитель мощности с достойными колонками. Это было настоящее народное течение. Я сам, когда был пацаном, просиживал много времени с паяльником в руках в радиокружке. У всех тогда было огромное желание сделать что-то самому. Получится - не получится? Затем мы выросли, а желание сделать что-то самому, осталось.

КОЖЕНЕВСКИЙ: Я помню, что ты всегда работал бесконечно долго. Практически не отрываясь. Неужели только так можно было что-то достичь? Почему у кого-то получилось многое, а кто-то так и застрял в жизни?

КОРЯКОВ: Я думаю, что эти свойства, отчасти, врожденные. Сколько себя помню, пытался решать какие-то задачи. Начиная с самого детства. Помню даже в детском саду - прячешься в раздевалочке, пока все на улицу выходят, и назад в комнату. А там такой большой деревянный конструктор. Арки, конусы, пирамиды - собираешь, конструируешь, пока тебе никто не мешает. А потом тебя находят и выпроваживают (смеется). В взрослой жизни точно также. Как какой-то тумблер переключается. Щелк, и человек начинает работать сутками. Я по себе знаю, что иногда просыпаюсь ночью и осознаю, что решаю задачи, которые не решил днем. Фактически - успех, это работа и днем и ночью.

Ян Иванишин
04.12.2013